Первые стихи Александра Трифоновича Твардовского были напечатаны в смоленских газетах в 1925-1926 гг., однако известность пришла к нему позже, в середине 30-х, когда была написана и опубликована “Страна Муравия” (1934-1936) - поэма о судьбе крестьянина-единоличника, о его непростом и нелегком пути в колхоз. В ней ярко проявился самобытный талант поэта.

В своих произведениях 30-60-х гг. он воплотил сложные, переломные события времени, сдвиги и перемены в жизни страны и народа, глубину всенародно-исторического бедствия и подвига в одной из самых жестоких войн, которые переживало человечество, по праву заняв одно из ведущих мест в литературе XX столетия.

Александр Трифонович Твардовский родился 21 июня 1910 г. на “хуторе пустоши Столпово”, относящемся к деревне Загорье Смоленской губернии, в большой многодетной семье крестьянина-кузнеца. Заметим, что позже, в 30-е гг., семью Твардовских постигла трагическая судьба: во время коллективизации они были раскулачены и сосланы на Север.

С самого раннего возраста будущий поэт впитал любовь и уважение к земле, к нелегкому труду на ней и к кузнечному делу, мастером которого был его отец Трифон Гордеевич - человек весьма своеобычного, крутого и жесткого характера и вместе с тем грамотный, начитанный, знавший на память немало стихов. Чуткой, впечатлительной душой обладала мать поэта Мария Митрофановна.

Как позже вспоминал поэт в “Автобиографии”, долгие зимние вечера нередко посвящались в их семье чтению вслух книг Пушкина и Гоголя, Лермонтова и Некрасова, А.К. Толстого и Никитина... Именно тогда в душе мальчика и возникла подспудная, неодолимая тяга к поэзии, в основе которой была сама близкая к природе деревенская жизнь, а также черты, унаследованные от родителей.

В 1928 г., после конфликта, а затем и разрыва с отцом, Твардовский расстался с Загорьем и переехал в Смоленск, где долго не мог устроиться на работу и перебивался грошовым литературным заработком. Позже, в 1932 г., он поступил в Смоленский педагогический институт и одновременно с учебой ездил в качестве корреспондента в колхозы, писал в местные газеты статьи и заметки о переменах в сельской жизни. В это время кроме прозаической повести “Дневник председателя колхоза” он пишет поэмы “Путь к социализму” (1931) и “Вступление” (1933), в которых преобладает разговорный, прозаизированный стих, названный самим поэтом впоследствии “ездой со спущенными вожжами”. Они не стали поэтической удачей, но сыграли свою роль в становлении и быстром самоопределении его таланта.

В 1936 г. Твардовский приехал в Москву, поступил на филологический факультет Московского института истории, философии, литературы (МИФЛИ) и в 1939 г. окончил его с отличием. В том же году он был призван в армию и зимой 1939/40 г. в качестве корреспондента военной газеты участвовал в войне с Финляндией.

С первых и до последних дней Великой Отечественной войны Твардовский был ее активным участником - специальным корреспондентом фронтовой печати. Вместе с действующей армией, начав войну на Юго-Западном фронте, он прошел по ее дорогам от Москвы до Кенигсберга.

После войны, помимо основной литературной работы, собственно поэтического творчества, он в течение ряда лет был главным редактором журнала “Новый мир”, последовательно отстаивая на этом посту принципы истинно художественного реалистического искусства. Возглавляя этот журнал, он содействовал вхождению в литературу целого ряда талантливых писателей - прозаиков и поэтов: Ф. Абрамова и Г. Бакланова, А. Солженицына и Ю. Трифонова, А. Жигулина и А. Прасолова и др.

Становление и формирование Твардовского-поэта относится к середине 20-х гг. В период работы сельским корреспондентом смоленских газет, где уже с 1924 г. публиковались его заметки о деревенской жизни, он печатает там и свои юношеские, непритязательные и еще несовершенные стихи. В “Автобиографии” поэта читаем: «В газете “Смоленская деревня” летом 1925 года появилось мое первое напечатанное стихотворение “Новая изба”. Начиналось оно так:

Пахнет свежей сосновой смолою,
Желтоватые стены блестят.
Хорошо заживем мы с весною
Здесь на новый, советский лад...»

С появлением “Страны Муравии” (1934-1936), свидетельствовавшим о вступлении ее автора в пору поэтической зрелости, имя Твардовского становится широко известным, а сам поэт все более уверенно заявляет о себе. Тогда же он пишет циклы стихов “Сельская хроника” и “Про деда Данилу”, стихотворения “Матери”, “Ивушка”, ряд других заметных произведений. Именно вокруг “Страны Муравии” группируется складывающийся противоречивый художественный мир Твардовского с конца 20-х гг. и до начала войны.

Сегодня мы иначе воспринимаем творчество поэта той поры. Следует признать справедливым замечание одного из исследователей о произведениях поэта начала 30-х гг. (с известными оговорками оно могло бы быть распространено и на все это десятилетие): “Острые противоречия периода коллективизации в поэмах, по сути, не затронуты, проблемы деревни тех лет лишь названы, и решаются они поверхностно-оптимистически”. Однако, думается, к “Стране Муравии” с ее своеобразным условным замыслом и построением, фольклорным колоритом это вряд ли можно отнести безоговорочно, равно как и к лучшим стихам предвоенного десятилетия.

В годы войны Твардовский делал все, что требовалось для фронта, часто выступал в армейской и фронтовой печати: “писал очерки, стихи, фельетоны, лозунги, листовки, песни, статьи, заметки...”, но главный его труд военных лет - создание лиро-эпической поэмы “Василий Теркин” (1941-1945).

Эта, как назвал ее сам поэт, “Книга про бойца” воссоздает достоверную картину фронтовой действительности, раскрывает мысли, чувства, переживания человека на войне. Параллельно Твардовский пишет цикл стихов “Фронтовая хроника” (1941-1945), работает над книгой очерков “Родина и чужбина” (1942-1946).

Тогда же им были написаны такие шедевры лирики, как “Две строчки” (1943), “Война - жесточе нету слова...” (1944), “В поле, ручьями изрытом...” (1945), которые были впервые опубликованы уже после войны, в январской книжке журнала “Знамя” за 1946 г.

Еще в первый год войны была начата и вскоре после ее окончания завершена лирическая поэма “Дом у дороги” (1942-1946). «Тема ее, - как отмечал поэт, - война, но с иной стороны, чем в “Теркине”, - со стороны дома, семьи, жены и детей солдата, переживших войну. Эпиграфом этой книги могли бы быть строки, взятые из нее же:

Давайте, люди, никогда
Об этом не забудем».

В 50-е гг. Твардовским была создана поэма “За далью - даль” (1950-1960) - своеобразная лирическая эпопея о современности и истории, о переломном времени в жизни миллионов людей. Это развернутый лирический монолог современника, поэтическое повествование о непростых судьбах родины и народа, об их сложном историческом пути, о внутренних процессах и переменах в духовном мире человека XX столетия.

Параллельно с “За далью - даль” поэт работает над сатирической поэмой-сказкой “Теркин на том свете” (1954-1963), изображающей “косность, бюрократизм, формализм” нашей жизни. По словам автора, «поэма “Теркин на том свете” не является продолжением “Василия Теркина”, а лишь обращается к образу героя “Книги про бойца” для решения особых задач сатирико-публицистического жанра».

В последние годы жизни Твардовский пишет лирическую поэму-цикл “По праву памяти” (1966-1969) - произведение трагедийного звучания. Это социальное и лирико-философское раздумье о мучительных путях истории, о судьбах отдельной личности, о драматической судьбе своей семьи, отца, матери, братьев. Будучи глубоко личностной, исповедальной, “По праву памяти” вместе с тем выражает народную точку зрения на трагические явления прошлого.

Наряду с крупными лиро-эпическими произведениями в 40- 60-е гг. Твардовский пишет стихи, в которых пронзительно отозвалась “жестокая память” войны (“Я убит подо Ржевом”, “В тот день, когда окончилась война”, “Сыну погибшего воина” и др.), а также ряд лирических стихотворений, составивших книгу “Из лирики этих лет” (1967). Это сосредоточенные, искренние и самобытные раздумья о природе, человеке, родине, истории, времени, жизни и смерти, поэтическом слове.

В написанном еще в конце 50-х гг. и по-своему программном стихотворении “Вся суть в одном-единственном завете...” (1958) поэт размышляет о главном для себя в работе над словом. Речь в нем идет о сугубо личностном начале в творчестве и о полной самоотдаче в поисках неповторимо-индивидуального художественного воплощения жизненной правды:

Вся суть в одном-единственном завете:
То, что скажу, до времени тая,
Я это знаю лучше всех на свете -
Живых и мертвых, - знаю только я.

Сказать то слово никому другому
Я никогда бы ни за что не мог
Передоверить. Даже Льву Толстому -
Нельзя. He скажет - пусть себе он бог.

А я лишь смертный. За свое в ответе,
Я об одном при жизни хлопочу:
О том, что знаю лучше всех на свете,
Сказать хочу. И так, как я хочу.

В поздних стихах Твардовского, в его проникновенно-личностных, углубленно-психологических переживаниях 60-х гг. раскрываются прежде всего сложные, драматические пути народной истории, звучит суровая память Великой Отечественной войны, отзываются болью нелегкие судьбы довоенной и послевоенной деревни, вызывают сердечный отзвук события народной жизни, находят горестное, мудрое и просветленное решение “вечные темы” лирики.

Родная природа никогда не оставляет поэта равнодушным: он зорко подмечает, “как после мартовских метелей, / Свежи, прозрачны и легки, / В апреле - вдруг порозовели / По-вербному березняки”, он слышит “невнятный говор или гомон / В вершинах сосен вековых” (“Мне сладок был тот шум сонливый...”, 1964), жаворонок, возвестивший весну, напоминает ему далекую пору детства.

Нередко поэт строит свои философские раздумья о жизни людей и смене поколений, об их связи и кровном родстве так, что они вырастают как естественное следствие изображения природных явлений (“Посаженные дедом деревца...”, 1965; “Газон с утра из-под машинки...”, 1966; “Береза”, 1966). В этих стихах судьба и душа человеческая непосредственно смыкаются с исторической жизнью родины и природы, памятью отчей земли: в них по-своему отражаются и преломляются проблемы и конфликты эпохи.

Особое место в творчестве поэта занимают тема и образ матери. Так, уже в конце 30-х гг. в стихотворении “Матери” (1937, впервые опубликовано в 1958) в не совсем обычной для Твардовского форме белого стиха с редкостной силой проявились не только память детства и глубокое сыновнее чувство, но и обостренный поэтический слух и зоркость, а главное - все более обнаруживающее себя и крепнущее лирическое дарование поэта. Стихи эти отчетливо психологичны, в них как бы отраженно - в картинах природы, в приметах неотделимой от нее сельской жизни и быта - возникает столь близкий сердцу поэта материнский облик:

И первый шум листвы еще неполный,
И след зеленый по росе зернистой,
И одинокий стук валька на речке,
И грустный запах молодого сена,
И отголосок поздней бабьей песни,
И просто небо, голубое небо -
Мне всякий раз тебя напоминают.

И совсем иначе, глубоко трагедийно звучит чувство сыновней скорби в цикле “Памяти матери” (1965), окрашенном не только острейшим переживанием невозвратимой личной утраты, но и болью всенародных страданий в годы репрессий.

В краю, куда их вывезли гуртом,
Где ни села вблизи, не то что города,
На севере, тайгою запертом,
Всего там было - холода и голода.

Ho непременно вспоминала мать,
Чуть речь зайдет про все про то, что минуло,
Как не хотелось там ей помирать, -
Уж очень было кладбище немилое.

Твардовский, как всегда в своей лирике, предельно конкретен и точен, вплоть до деталей. Ho здесь к тому же само изображение глубоко психологизировано, и буквально все дано в ощущениях и воспоминаниях, можно сказать, глазами матери:

Так-сяк, не в ряд нарытая земля
Меж вековыми пнями да корягами,
И хоть бы где подальше от жилья,
А то - могилки сразу за бараками.

И ей, бывало, виделись во сне
He столько дом и двор со всеми справами,
А взгорок тот в родимой стороне
С крестами под березами кудрявыми.

Такая то краса и благодать,
Вдали большак, дымит пыльца дорожная.
- Проснусь, проснусь, - рассказывала мать, -
А за стеною - кладбище таежное...

В последнем из стихотворений этого цикла: “ - Ты откуда эту песню, / Мать, на старость запасла?..” - возникает столь характерный для творчества поэта мотив и образ “переправы”, который в “Стране Муравии” представал как движение к берегу “новой жизни”, в “Василии Теркине” - как трагическая реальность кровавых боев с врагом; в стихах “Памяти матери” он вбирает в себя боль и скорбь о судьбе матери, горькое смирение с неизбежной конечностью человеческой жизни:

Отжитое - пережито,
А с кого какой же спрос?
Да уже неподалеку
И последний перевоз.

Перевозчик-водогребщик,
Старичок седой,
Перевези меня на ту сторону,
Сторону - домой...

В поздней лирике поэта с новой, выстраданной силой и глубиной звучит тема преемственности поколений, памяти и долга перед погибшими в борьбе с фашизмом, которая пронзительной нотой входит в стихотворения “Ночью все раны больнее болят...” (1965), “Я знаю, никакой моей вины...”(1966), “Лежат они, глухие и немые...” (1966).

Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В том, что они - кто старше, кто моложе -
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, -
Речь не о том, но все же, все же, все же...

Своей трагической недосказанностью эти стихи тем сильнее и глубже передают ощущение невольной личной вины и ответственности за оборванные войной человеческие жизни. И эта неотпускающая боль “жестокой памяти” и вины, как можно было видеть, относится поэтом не только к военным жертвам и утратам. Вместе с тем раздумья о человеке и времени, пронизанные верой во всесилие людской памяти, оборачиваются утверждением жизни, которую человек носит и хранит в себе до последнего мгновения.

В лирике Твардовского 60-х гг. с особой полнотой и силой раскрылись существенные качества его реалистического стиля: демократизм, внутренняя емкость поэтического слова и образа, ритма и интонации, всех стиховых средств при внешней простоте и незамысловатости. Сам поэт видел важные достоинства этого стиля в первую очередь в том, что он дает “во всей властной внушительности достоверные картины живой жизни”. Вместе с тем его поздним стихам свойственны психологическая углубленность и философская насыщенность.

Твардовскому принадлежит ряд основательных, содержащих выношенные и самостоятельные суждения о литературе статей и выступлений о поэтах и поэзии (“Слово о Пушкине”, “О Бунине”, “Поэзия Михаила Исаковского”, “О поэзии Маршака”), отзывы и рецензии об А. Блоке, А. Ахматовой, М. Цветаевой, О. Мандельштаме и других, вошедшие в книгу “Статьи и заметки о литературе”, выдержавшую несколько изданий.

Продолжая традиции отечественной классики - Пушкина и Некрасова, Тютчева и Бунина, разнообразные традиции народнопоэтического творчества, не обходя и опыт видных поэтов XX в., Твардовский продемонстрировал возможности реализма в поэзии нашего времени. Его воздействие на современное ему и последующее поэтическое развитие несомненно и плодотворно.

Автобиография

Родился я в Смоленщине, в 1910 году, на "хуторе пустоши Столпово", как назывался в бумагах клочок земли, приобретенный моим отцом, Трифоном Гордеевичем Твардовским, через Поземельный крестьянский банк с выплатой в рассрочку. Земля эта – десять с небольшим десятин – вся в мелких болотцах – "оборках", как у нас их называли, – и вся заросшая лозняком, ельником, березкой, была во всех смыслах незавидна. Но для отца, который был единственным сыном безземельного солдата и многолетним тяжким трудом кузнеца заработал сумму, необходимую для первого взноса в банк, земля эта была дорога до святости. И нам, детям, он с самого малого возраста внушал любовь и уважение к этой кислой, подзолистой, скупой и недоброй, но нашей земле, – нашему "имению", как в шутку и не в шутку называл он свой хутор. Местность эта была довольно дикая, в стороне от дорог, и отец, замечательный мастер кузнечного дела, вскоре закрыл кузницу, решив жить с земли. Но ему то и дело приходилось обращаться к молотку: арендовать в отходе чужой горн и наковальню, работая исполу.

В жизни нашей семьи бывали изредка просветы относительно достатка, но вообще жилось скудно и трудно и, может быть, тем труднее, что наша фамилия в обычном обиходе снабжалась еще шутливо-благожелательным или ироническим добавлением "пан", как бы обязывая отца тянуться изо всех сил, чтобы хоть сколько-нибудь оправдать ее. Между прочим, он ходил в шляпе, что в нашей местности было странностью и даже некоторым вызовом, и нам, детям, не позволял носить лаптей, хотя из-за этого случалось бегать босиком до глубокой осени. Вообще многое в нашем быту было "не как у людей".

Отец был человеком грамотным и даже начитанным по-деревенски. Книга не являлась редкостью в нашем домашнем обиходе. Целые зимние вечера у нас часто отдавались чтению вслух какой-либо книги. Первое мое знакомство с "Полтавой" и "Дубровским" Пушкина, "Тарасом Бульбой" Гоголя, популярнейшими стихотворениями Лермонтова, Некрасова, А. К. Толстого, Никитина произошло таким именно образом. Отец и на память знал много стихов: "Бородино", "Князя Курбского", чуть ли не всего ершовского "Конька-Горбунка". Кроме того, он любил и умел петь, – смолоду даже отличался в церковном хоре. Обнаружив, что слова общеизвестной "Коробушки" только малая часть "Коробейников" Некрасова, он певал при случае целиком всю эту поэму.

Мать моя, Мария Митрофановна, была всегда очень впечатлительна и чутка ко многому, что находилось вне практических, житейских интересов крестьянского двора, хлопот и забот хозяйки в большой многодетной семье. Ее до слез трогал звук пастушьей трубы где-нибудь вдалеке за нашими хуторскими кустами и болотцами или отголосок песни с далеких деревенских полей, или, например, запах первого молодого сена, вид какого-нибудь одинокого деревца и т. п.

Стихи писать я начал до овладения первоначальной грамотой. Хорошо помню, что первое мое стихотворение, обличающее моих сверстников, разорителей птичьих гнезд, я пытался записать, еще не зная всех букв алфавита и, конечно, не имея понятия о правилах стихосложения. Там не было ни лада, ни ряда, – ничего от стиха, но я отчетливо помню, что было страстное, горячее до сердцебиения желание всего этого, – и лада, и ряда, и музыки, – желание родить их на свет и немедленно, – чувство, сопутствующее и доныне всякому замыслу. Что стихи можно сочинять самому, я понял из того, что гостивший у нас в голодное время летом дальний наш городской родственник по материнской линии, хромой гимназист, как-то прочел по просьбе отца стихи собственного сочинения "Осень":

Листья давно облетели,
И голые сучья торчат...

Строки эти, помню, потрясли меня тогда своей выразительностью: "голые сучья" – это было так просто, обыкновенные слова, которые говорятся всеми, но это были стихи, звучащие, как из книги.

С того времени я и пишу. Из первых стихов, внушивших мне какую-то уверенность в способности к этому делу, помню строчки, написанные, как видно, под влиянием пушкинского "Вурдалака":

Раз я позднею порой
Шел от Вознова домой.
Трусоват я был немного,
И страшна была дорога:
На лужайке меж ракит
Шупень старый был убит...

Речь шла об одинокой могиле на середине пути от деревни Ковалево, где жил наш родственник Михайло Вознов. Похоронен в ней был некто Шупень, убитый когда-то на том месте. И хотя никаких ракит там поблизости не было, никто из домашних не попрекнул меня этой неточностью: зато было складно.

По-разному благосклонно и по-разному с тревогой относились мои родители к тому, что я стал сочинять стихи. Отцу это было лестно, но из книг он знал, что писательство не сулит больших выгод, что писатели бывают и не знаменитые, безденежные, живущие на чердаках и голодающие. Мать, видя мою приверженность к таким необычным занятиям, чуяла в ней некую печальную предназначенность моей судьбы и жалела меня.

Лет тринадцати я как-то показал мои стихи одному молодому учителю. Ничуть не шутя, он сказал, что так теперь писать не годится: все у меня до слова понятно, а нужно, чтобы ни с какого конца нельзя было понять, что и про что в стихах написано, таковы современные литературные требования. Он показал мне журналы с некоторыми образцами тогдашней - начала двадцатых годов - поэзии. Какое-то время я упорно добивался в своих стихах непонятности. Это долго не удавалось мне, и я пережил тогда, пожалуй, первое по времени горькое сомнение в своих способностях. Помнится, я, наконец, написал что-то уж настолько непонятное ни с какого конца, что ни одной строчки вспомнить не могу оттуда и не знаю даже, о чем там шла речь. Помню лишь факт написания чего-то такого.

Летом 1924 года я начал посылать небольшие заметки в редакции смоленских газет. Писал о неисправных мостах, о комсомольских субботниках, о злоупотреблениях местных властей и т. п. Изредка заметки печатались. Это делало меня, рядового сельского комсомольца, в глазах моих сверстников и вообще окрестных жителей лицом значительным. Ко мне обращались с жалобами, с предложениями написать о том-то и том-то, "протянуть" такого-то в газете... Потом я отважился послать и стихи. В газете "Смоленская деревня" появилось мое первое напечатанное стихотворение "Новая изба". Начиналось оно так:

Пахнет свежей сосновой смолою,
Желтоватые стены блестят.
Хорошо заживем мы с весною
Здесь на новый, советский лад.

После этого я, собрав с десяток стихотворений, отправился в Смоленск к М. В. Исаковскому, работавшему там в редакции газеты "Рабочий путь". Принял он меня приветливо, отобрал часть стихотворений, вызвал художника, который зарисовал меня, и вскоре в деревню пришла газета со стихами и портретом "селькора-поэта А. Твардовского".

М. Исаковскому, земляку, а впоследствии другу, я очень многим обязан в своем развитии. Он единственный из советских поэтов, чье непосредственное влияние на меня я всегда признаю и считаю, что оно было благотворным для меня. В стихах своего земляка я увидел, что предметом поэзии может и должна быть окружающая меня жизнь советской деревни, наша непритязательная смоленская природа, собственный мой мир впечатлений, чувств, душевных привязанностей. Пример его поэзии обратил меня в моих юношеских опытах к существенной объективной теме, к стремлению рассказывать и говорить в стихах о чем-то интересном не только для меня, но и для тех простых, не искушенных в литературном отношении людей, среди которых я продолжал жить. Ко всему этому, конечно, необходима оговорка, что писал я тогда очень плохо, беспомощно ученически, подражательно.

В развитии и росте моего литературного поколения было, мне кажется, самым трудным и для многих губительным то, что мы, втягиваясь в литературную работу, ее специфические интересы, выступая в печати и даже становясь, очень рано, профессиональными литераторами, оставались людьми без сколько-нибудь серьезной общей культуры, без образования. Поверхностная начитанность, некоторая осведомленность в "малых секретах" ремесла питала в нас опасные иллюзии.

Обучение мое прервалось по существу с окончанием сельской школы. Годы, назначенные для нормальной и последовательной учебы, ушли. Восемнадцатилетним парнем я пришел в Смоленск, где не мог долго устроиться не только на учебу, но даже на работу, – по тем временам это было еще не легко, тем более что специальности у меня никакой не было. Поневоле пришлось принимать за источник существования грошовый литературный заработок и обивать пороги редакций. Я и тогда понимал незавидность такого положения, но отступать было некуда, – в деревню я вернуться не мог, а молодость позволяла видеть впереди в недалеком будущем только хорошее.

Когда в московском журнале "Октябрь" напечатали мои стихи и кто-то где-то отметил их в критике, я заявился в Москву. Но получилось примерно то же самое, что со Смоленском. Меня изредка печатали, кто-то одобрял мои опыты, поддерживал ребяческие надежды, но зарабатывал я не намного больше, чем в Смоленске, и жил по углам, койкам, слонялся по редакциям, и меня все заметнее относило куда-то в сторону от прямого и трудного пути настоящей учебы, настоящей жизни. Зимой тридцатого года я вернулся в Смоленск и прожил там лет шесть-семь до появления в печати поэмы "Страна Муравия".

Период этот – самый решающий и значительный в моей литературной судьбе. Это были годы великого переустройства деревни на основе коллективизации, и это время явилось для меня тем же, чем для более старшего поколения – Октябрьская революция и гражданская война. Все то, что происходило тогда в деревне, касалось меня самым ближайшим образом в житейском, общественном, морально-этическом смысле. Именно этим годам я обязан своим поэтическим рождением. В Смоленске я, наконец, принялся за нормальное учение. С помощью добрых людей поступил я в Педагогический институт без приемных испытаний, но с обязательством сдать в первый же год все необходимые предметы за среднюю школу, в которой я не учился. Мне удалось в первый же год выровняться с моими однокурсниками, успешно закончить второй курс, с третьего я ушел по сложившимся обстоятельствам и доучивался уже в Московском историко-философском институте, куда поступил осенью тридцать шестого года.

Эти годы учебы и работы в Смоленске навсегда отмечены для меня высоким душевным подъемом. Никаким сравнением я не мог бы преувеличить испытанную тогда впервые радость приобщения к миру идей и образов, открывшихся мне со страниц книг, о существовании которых я ранее не имел понятия. Но, может быть, все это было бы для меня "прохождением" институтской программы, если бы одновременно меня не захватил всего целиком другой мир – реальный нынешний мир потрясений, борьбы, перемен, происходивших в те годы в деревне. Отрываясь от книг и учебы, я ездил в колхозы в качестве корреспондента областных редакций, вникал со страстью во все, что составляло собою новый, впервые складывающийся строй сельской жизни, писал газетные статьи и вел всякие записи, за каждой поездкой отмечая для себя то новое, что открылось мне в сложном и величественном процессе переустройства деревни.

Около этого времени я совсем разучился писать стихи, как писал их прежде, пережил крайнее отвращение к "стихотворству" – составлению строк определенного размера с обязательным набором эпитетов, подыскиванием редких рифм и ассонансов, попаданием в известный, принятый в тогдашнем поэтическом обиходе тон.

Моя поэма "Путь к социализму", озаглавленная так по названию колхоза, о котором шла речь, была сознательной попыткой говорить в стихах обычными для разговорного, делового, отнюдь не "поэтического" обихода словами:

В одной из комнат бывшего барского дома
Насыпан по самые окна овес.
Окна побиты еще во время погрома
И щитами завешаны из соломы,
Чтобы овес не пророс
От солнца и сырости в помещеньи.
На общем хранится зерно попеченьи.

Поэма, выпущенная в 1931 году издательством "Молодая гвардия" отдельной книжкой, встречена была в печати положительно, но я не мог не почувствовать сам, что такие стихи – езда со спущенными вожжами – утрата ритмической дисциплины стиха, проще говоря, проза. Но и вернуться к стихам в прежнем, привычном духе я уже не мог. Новые возможности погрезились мне в организации стиха из его элементов, входящих в живую речь, – из оборотов и ритмов пословицы, поговорки, присказки. Вторая моя поэма "Вступление", вышедшая в Смоленске в 1933 году, была данью таким именно односторонним поискам "естественности" стиха:

Жил на свете Федот,
Был про него анекдот:
– Федот, каков умолот?
– Как и прошлый год.
– А каков укос?
– Чуть не целый воз.
– А как насчет сала?
– Кошка украла...

По материалу, содержанию, даже намечавшимся в общих чертах образам обе эти поэмы предваряли "Страну Муравию", написанную в 1934–1936 годах. Но для этой новой моей вещи я должен был на собственном трудном опыте разувериться в возможности стиха, который утрачивает свои основные природные начала: музыкально-песенную основу, энергию выражения, особую эмоциональную окрашенность.

Пристальное знакомство с образцами большой отечественной и мировой поэзии и прозы подарило мне еще такое "открытие", как законность условности в изображении действительности средствами искусства. Условность хотя бы фантастического сюжета, преувеличение и смещение деталей живого мира в художественном произведении перестали мне казаться пережиточными моментами искусства, противоречащими реализму изображения. А то, что я носил в душе наблюденное и добытое из жизни мною лично, гнало меня к новой работе, к новым поискам. То, что я знаю о жизни,- казалось мне тогда,- я знаю лучше, подробней и достоверней всех живущих на свете, и я должен об этом рассказать. Я до сих пор считаю такое чувство не только законным, но и обязательным в осуществлении всякого серьезного замысла.

Со "Страны Муравии", встретившей одобрительный прием у читателя и критики, я начинаю счет своим писаниям, которые могут характеризовать меня как литератора. Выход этой книги в свет послужил причиной значительных перемен и в моей личной жизни. Я переехал в Москву; в 1938 году вступил в ряды ВКП(б); в 1939 году окончил Московский историко-философский институт (МИФЛИ) по отделению языка и литературы.

Осенью 1939 года я был призван в ряды РККА и участвовал в освободительном походе наших войск в Западную Белоруссию. По окончании похода я был уволен в запас, но вскоре вновь призван и, уже в офицерском звании, но в той же должности спецкорреспондента военной газеты, участвовал в войне с Финляндией. Месяцы фронтовой работы в условиях суровой зимы сорокового года в какой-то мере предварили для меня собственно военные впечатления Великой Отечественной войны. А мое участие в создании фельетонного персонажа "Васи Теркина" в газете "На страже родины" (ЛВО) – это по существу начало моей основной литературной работы в годы Отечественной войны 1941–1945 годов. Но дело в том, что глубина всенародно-исторического бедствия и всенародно-исторического подвига в Отечественной войне с первых дней отличили ее от каких бы то ни было иных войн и тем более военных кампаний.

"Книга про бойца" , каково бы ни было ее собственно литературное значение, в годы войны была для меня истинным счастьем: она дала мне ощущение очевидной полезности моего труда, чувство полной свободы обращения со стихом и словом в естественно сложившейся непринужденной форме изложения. "Теркин" был для меня во взаимоотношениях поэта с его читателем – воюющим советским человеком – моей лирикой, моей публицистикой, песней и поучением, анекдотом и присказкой, разговором по душам и репликой к случаю. Впрочем, все это, мне кажется, более удачно выражено в заключительной главе самой книги.

Почти одновременно с "Теркиным" я начал еще на войне писать, но закончил уже после войны – лирическую хронику "Дом у дороги". Тема ее – война, но с иной стороны, чем в "Теркине". Эпиграфом этой книги могли бы быть строки, взятые из нее же:

Давайте, люди, никогда
Об этом не забудем...

Всегда наряду со стихами я писал прозу - корреспонденции, очерки, рассказы, выпустил даже еще до "Муравии" нечто вроде небольшой повести – "Дневник председателя колхоза" – результат моих деревенских записей "для себя". В 1947 году опубликовал книгу очерков и рассказов под общим заглавием "Родина и чужбина".

Последние годы писал мало, напечатал с десяток стихотворений, несколько очерков и статей. Совершил ряд поездок в составе различных культурных делегаций за границу, – побывал в Болгарии, Албании, Польше, Демократической Германии и в Норвегии. Ездил и по родной стране в командировки на Урал, в Забайкалье и на Дальний Восток. Впечатления этих поездок должны составить материал моих новых работ в стихах и прозе.

В 1947 году был избран депутатом Верховного Совета РСФСР по Вязниковскому округу Владимирской области; в 1951 – по Нижнедевицкому Воронежской области.

С начала 1950 года работаю главным редактором журнала "Новый мир".

ОТРАЖЕНИЕ ЭПОХИ. Среди поэтов XX века творчество Александра Твардовского за­нимает особенное место. Оно - неотъемлемая часть духовной жиз­ни русской нации. Его мудрая, сердечная поэзия осмысляет обще­ственное и эстетическое самосознание народа на самых сложных, переломных этапах его истории. Твардовский был одним из тех му­жественных людей, кто в годы, получившие название застоя, гото­вил сознание советского общества к необходимости изменений.

Все крупные произведения Твардовского посвящены какому-либо значительному этапу в жизни советского народа. В поэме «Страна Муравия» поэт отразил годы коллективизации, в «Василии Терки­не» и «Доме у дороги» - страшные годы Великой Отечественной войны. В поэме «За далью - даль» описал нелегкий период после­военного строительства.

В «Теркине на том свете» он предостерегает общество, в котором бюрократия стремится захватить ключевые посты. «По праву памя­ти» - поэма-предупреждение, обращенная к совести и памяти че­ловека, ответственного за судьбы своей страны и своего народа.

Александр Твардовский принадлежит к тем поэтам, для которых детские и юношеские годы, прожитые в деревне, навсегда опреде­лили характер творчества, стали поэтическим источником вдохно­вения. И потому большое место в его лирике, особенно ранней, за­нимает его малая родина - родная Смоленская земля. С Загорьем «связано все лучшее, что есть во мне, - признавался поэт. - Бо­лее того - это я сам как личность. Эта связь всегда дорога для меня и даже томительна».

В произведениях Твардовского часто возникают воспоминания детства и юности: лесная смоленская сторона, хуторок и деревня Загорье, беседы крестьян у отцовской кузницы. Ранние стихи «Уро­жай», «Сенокос», «Весенние строчки» и первые сборники стихов - «Дорога» (1938), «Сельская хроника» (1939), «Загорье» (1941) опи­сывают жизнь села. Они богаты приметами времени, щедро напол­нены конкретными зарисовками жизни и быта крестьян. Отсюда, из родных мест, пошли поэтические представления Твардовского о России. Здесь же «пленили» его «песни и сказки, что слышал от деда».

Самобытность ярко раскрывшегося дарования, столь близкого поэтике фольклора, щедрое и мастерское использование народной речи - все это находим в «Стране Муравии», написанной в середи­не 30-х годов.

«Страна Муравия» (1934-1936) - поэма о судьбе крестьянина- единоличника, о его непростом и нелегком пути в колхоз. Главный герой поэмы Никита Моргунок в колхоз не торопится, он боится этого решительного шага. И хотя жизнь его горька, «а все-таки мила», потому что лелеет Никита свою неизбывную мечту: хотел бы он по­жить сам себе хозяином, дожить до того часа, когда будет говорить и сидеть за столом на равных с деревенским кулаком Бугровым. Для этого, как кажется герою поэмы, и нужно иметь свой надел, где

Все твое перед тобой,

Ходи себе, поплевывай.

Колодец твой, и ельник твой,

И шишки все еловые.

Сюжет произведения - полуфантастическое-полуреальное путе­шествие героя по родной земле, история поиска Никитой волшеб­ной и притягательной страны Муравии, где

…Стоит на горочке крутой,

Как кустик, хуторок,

Земля в длину и в ширину -

Кругом своя.

Посеешь бубочку одну -

И та - твоя.

Моргунок мечтает о счастливом труде на своей земле. Он отно­сится к труду с поэтическим вдохновением, ведь труд для него - не средство обогащения, а смысл всей жизни. Но счастливый труд в представлении Никиты - это работа в условиях частного, инди­видуального хозяйства. А страна тем временем живет коллективной жизнью, невиданными темпами движется вперед:

Вышел в поле тракторный отряд,

По путям грохочет скорый поезд,

Самолеты по небу летят,

Ледоколы огибают полюс…

Многое увидел на своем пути Никита. Он подолгу беседовал с людьми о наболевшем, вникал в их беды, тревоги. Осознание геро­ем бесперспективности единоличного хозяйствования, поразившие его факты новой жизни (работа на молотьбе, разговор с председате­лем колхоза, свадьба) - все это предвестие существенных сдвигов в мировосприятии Никиты.

Решение стать колхозником созревает у Никиты не сразу, но назад пути уже нет. Так в полусказочном повествовании-путешествии своего героя Александру Твардовскому удалось вскрыть те глубин­ные процессы, которые были характерны для социалистического переустройства деревни конца 20-х - начала 30-х годов.

Основная идея поэмы - превосходство коллективного ведения хозяйства, переданная не в виде сухих деклараций автора, а раскры­тая изнутри, пережитая, прочувствованная и осознанная героем. Она кажется убедительной, потому что сам Твардовский в ранний пери­од творчества свято верил, что жизнь деревни перестраивается «на новый лад».

О чем бы ни писал Твардовский, в центре внимания поэта всегда оказывался образ простого человека-труженика. Герои поэта живут большой, насыщенной жизнью. Вдохновенный труд дает им, по мне­нию Твардовского, чувство достоинства, осознание своего места на земле. Внешне истории, рассказанные поэтом, очень просты, но они являются фоном для раскрытия богатого человеческого содержания, для выявления черт русского национального характера.

В грозовые годы Великой Отечественной войны вместо мажорных, радостных, светлых тонов стихотворений прошлых лет в произведе­ния Твардовского врываются красные отблески пожаров, черная вздыбленная от бомб и снарядов земля, пепел на месте городов и сел. Они пронизаны невыносимой болью за родную землю, за горе сотен тысяч людей.

В произведениях военных лет (цикл стихов «Фронтовая хрони­ка» (1941-1945), «Баллада о товарище», «Две строчки» (1943), «Война - жесточе нету сло?а…» (1944), «В поле, ручьями изрытом* (1945) и др.) нашли отражение и горькая пора отступления, и тя­желые военные будци, где сама война приравнена к тяжкому труду, и дружба, доказанная кровью, и высокое понимание солдатами че­сти и долга:

И про отвагу, долг и честь

Не будешь зря твердить,

Они в тебе,

Какой ты есть,

Каким лишь можешь быть.

В годы войны Твардовский делал все, что требовалось для фрон­та. Он часто выступал в армейской и фронтовой печати: писал очер­ки, стихи, фельетоны, лозунги, листовки, песни, статьи, заметки. Но главный его труд военных лет - это создание выдающейся ли­рико-эпической поэмы «Василий Теркин» (1941-1945).

Советский солдат Василий Теркин - это удивительно емкий собирательный образ Воина. В Василии Теркине Твардовским ото­бражены лучшие черты, присущие русскому национальному харак­теру, которые особенно ярко проявились в годы тяжелых испыта­ний. Это - мужество, героизм, смекалка, находчивость, скромность. Общность судьбы простого солдата с судьбой миллионов таких же воинов подчеркивалась автором неоднократно:

И не раз в пути привычном,

У дорог, в пыли колонн.

Был рассеян я частично,

А частично истреблен…

Теркин удал, весел и одновременно задумчиво-грустен, сдержан­но-суров. Бросается в глаза открытость души героя и вместе с тем какая-то сдержанность, невысказанность чувств. При полной раство- ренности в солдатской массе - уникальность, неповторимость на­туры этого человека. Он привлекает обаянием, той скрытой мощью, какая является уделом благородных, сильных и добрых людей.

Чувство любви к родине, с такой силой проявившееся в советс­ких людях, ответственность за ее судьбу звучат во многих строках поэмы. Теркин - один из рядовых участников войны, просто сол­дат, но мыслит он широко и емко. Ключевые строки поэмы - от его лица:

Нынче мы в ответе

За Россию, за народ

И за все на свете.

В годы войны Твардовский пишет еще одно эпохальное произве­дение - «Дом у дороги» (1942-1946). Это взволнованное слово по­эта, обращенное ко всем людям с призывом не забывать о прошлом, дорожить миром. На примере семьи Анны и Андрея Сивцовых по­казаны судьбы многих тысяч людей, вернувшихся с войны или уже больше не увидевших отчего дома. Это поэма о силе, стойкости и выносливости русского человека, о любви, подвергшейся тяжелей­шим испытаниям, о силе духа, святости и чистоте воинского долга солдата. У названия поэмы «Дом у дороги» - емкий, глубокий смысл. Это и дом любой русской семьи у дороги войны, это и мир души русского человека. Многое разрушила и унесла война, гово­рит нам поэт, но не смогла она погубить душу русского человека!

В послевоенные годы в творчестве Твардовского появляется ряд тем, которые принято называть «философскими»: размышления о смысле человеческого бытия, о старости и молодости, жизни и смер­ти, смене людских поколений и радости жить, любить и работать на родной земле. Крупнейшее послевоенное произведение Твардов­ского - поэма «За далью - даль» (1963-1960). Это масштабная ли­рическая эпопея о современности и истории, о переломном вре­мени в жизни миллионов людей. Это - развернутый лирический монолог современника, поэтическое повествование о непростых судь­бах родины и народа, об их сложном историческом пути, о переме­нах в духовном мире человека XX столетия.

Перед взглядом поэта проплывает песенная Волга-матушка, воб­равшая в себя воды семи тысяч рек, «дымчатый Урал» с его «глав­ной кувалдой» страны, сибирская тайга, голубой плес Байкала. А за ним - Забайкалье - тысячеверстные просторы вплоть до Тихого океана. Твардовский подчеркивает емкость избранного « сюжета-пу­тешествия », эпический и философско-исторический масштаб, ка­залось бы, незамысловатого рассказа о поездке на Дальний Восток:

А сколько дел, событий, судеб,

Людских печалей и побед

Вместилось в эти десять суток.

Что обратились в десять лет!

Прошлое и настоящее сплетаются в тугой узел под перестук ва­гонных колес. Органичная связь «былого и дум» помогает глубже понять и раскрыть современность. Содержание раздумий лиричес­кого героя, его духовный мир составляют движение времени-исто­рии, судьбы народа и отдельной личности, стремление проникнуть в глубинный смысл эпохи.

Герою поэмы присущи все живые человеческие чувства, кото­рыми наделен и сам автор: доброта и суровость, нежность, ирония и горечь… И в то же время это обобщенный образ, вобравший черты многих своих современников.

Книга Твардовского, сохраняя приметы «путевого дневника», становится своеобразной «летописью», «хроникой», а точнее - по­этической историей современности. В ней честно отражена эпоха, жизнь страны и народа за прошедший большой исторический пери­од, включающий и жестокие несправедливости, репрессии сталин­ских времен (главы * Друг детства», «Так это было »), и культ лично­сти Сталина. В то же время автор, веривший в торжество социалис­тических идей, радуется преобразовательным успехам социализма. Особенно показательна в этом плане глава о перекрытии Ангары при строительстве плотины, несущая в себе отзвук эйфории грандиоз­ных послевоенных планов - «великих строек коммунизма».

Параллельно с поэмой «За далью - даль» Твардовский работал над сатирической поэмой-сказкой « Теркин на том свете » (1954-1963), в которой изобразил «косность, бюрократизм, формализм» советс­кой жизни. Герой поэмы Твардовского военных лет, живой и не уны­вающий ни при каких обстоятельствах Василий Теркин оказывает­ся в призрачном мире теней. Автор подвергает осмеянию все враж­дебное человеку, несовместимое с живой жизнью. Обстановка фан­тастических учреждений на «том свете» подчеркивает бездушие, бесчеловечность, лицемерие и фальшь, произрастающие в услови­ях тоталитарного режима. Через царство мертвых и бездушных Теркина ведет его неиссякаемая «сила жизни». В этом герое Твар­довского, символизирующем жизненные силы народа, попавшем в столь необычную обстановку и подвергшемся нелегким испытани­ям, победили присущие ему человеческие качества, и он возвраща­ется в этот мир, чтобы бороться за правду.

В сочетании фантастического сюжета и реалистических деталей в изображении загробного мира Твардовский реализовал свой твор­ческий принцип:

С доброй выдумкою рядом

Правда в целости жива…

В последние годы жизни Твардовский пишет лирическую поэму- цикл «По праву памяти» (1966-1969) - философское раздумье о непростых путях истории, о судьбе отдельной личности, о драмати­ческой судьбе своей семьи: отца, матери, братьев. Будучи глубоко личной, исповедальной, эта поэма выражает народную точку зрения на сложные, трагические явления прошлого. В этом произведении поэт, осмысливая опыт всей прожитой жизни, в которой отразились тяжелые противоречия времени, углубляет и развивает мотивы, про­звучавшие в поэме «За далью - даль». Сквозным мотивом в поэме становится мотив поиска правды, как истины и справедливости, - от обращения к себе во вступительных строках: «Перед лицом ушед­ших былей не вправе ты кривить душой» - и до завершающих слов о целительном настое «правды сущей», добытой ценой жестокого опыта. Более чем за сорок лет литературной деятельности Александр Твардовский запечатлел в своем творчестве три этапа отечественной истории: коллективизацию, Великую Отечественную войну и тяже­лые послевоенные годы. И на каждом этапе муза «тревог и потрясе­ний» с особой поэтической силой и искренностью воплощала самое важное, самое сокровенное в сознании и чувствах русского народа. «Жизни выстраданной сласть», свет, тепло, добро и «горькое недо­бро» поэт воспринимал как непреходящие ценности бытия, напол­няющие каждый прожитый час смыслом и значением.

Твардовскому несложно было быть близким и понятным всем и каждому и любимым всеми читателями, потому что он никогда не отделял себя от своего народа. Он жил в непростое время, но писал о нем правдиво и с любовью:

Просто - мне дорого все, что и людям,

Все, что мне дорого, то и пою.

Таким Александр Твардовский и остался до последнего, «конт­рольного» часа своей жизни.

ДОМ И ДОРОГА КАК СИМВОЛЫ ЖИЗНИ В МИРОВОСПРИЯТИИ А.Т. ТВАРДОВСКОГО

С.Р. Туманова

Кафедра русского языка медицинского факультета Российский университет дружбы народов Ул. Миклухо-Маклая, 6, Москва, Россия, 117198

Статья посвящена анализу мотивов дома и дороги в творчестве А.Т. Твардовского, их роли в раскрытии одного из важнейших философских понятий - жизни.

Образы дома и дороги - центральные для многих художественных миров. Но расшифровываются они по-разному, в зависимости от наполнения идеями и настроениями художников слова.

Дом и дорога - ключевые мотивы творчества Твардовского. Конкретные, земные понятия, вбирая в себя все смыслы, стоящие за ними, приобретают у Твардовского философскую окраску, становятся символами жизни. Спряжение дома и дороги было творческим открытием Твардовского, давало ему возможность расширить их значение.

Дом Твардовского - это и отчий дом на хуторе Загорье, и вся «мать-земля». Дорога - это и лесная тропинка, без которой не жить и не петь поэту, и дорога «в три тысячи верст шириной» - символ строительства новой жизни. Дорога вела поэта из дома в большую жизнь и обратно домой, к своим корням.

Дом для поэта означал ту основу основ бытия, без которой невозможна жизнь. Не случайно первое опубликованное стихотворение «Новая изба» было о доме. Сквозь конкретность, зримость деталей проступает обобщенно-философское значение: дом - исток жизни, новый дом - новая жизнь. Через много лет он напишет: «Я счастлив тем, что я оттуда, // Из той земли, из той избы, // И счастлив тем, что я не чудо // Особой, избранной судьбы» , где изба-дом - образ родины.

Утрата дома вызывает у поэта горестное размышление о смысле жизни, становится символом несостоявшейся судьбы: «Ни внуков, ни своей избы, // Сиди в землянке, как в колодце. // И старость...» . Вызывающим неприятие и даже ужасным становится для Твардовского такое явление, как бродяжничество. И не только в прямом его значении. Впервые это слово в кавычках появляется в записи 31 января 1955 года после прочтения романа Д. Олдриджа «Охотник»: «Охотник» Д. Олдриджа - хорошо, душевно и ново (развенчание «бродяжничества»)» . Твардовский сложно переживает первое снятие с редакторского поста, когда не идет работа, когда «относит и относит тебя куда-то в мерзость бездеятельного мысле- и словоблудия, в «бродяжничество», за которым только конец - и конец постыдный, мучительный, разрушающий тебя еще заранее своей неизбежностью, своим ужасом» .

В раннем творчестве Твардовского почти в каждом стихотворении есть и дом, и дорога. Герои его стихотворений все время в движении: они идут, едут, летят. Дом - стабильность, а дорога - поиск, как в «Стране Муравии», поиск лучшей жизни. Продолжая традиции русской литературы от сказочных путешествий былинных героев до странствия некрасовских персонажей из поэмы «Кому на Руси жить хорошо», Твардовский вносит свое видение темы. «Путешествие Моргунка к мнимой стране счастья, - размышляет А.В. Македо-нов, - это и путешествие его к подлинным критериям и путям счастья, и вместе с тем путешествие к правде, к выбору между иллюзией и действительностью, к обоснованию и оценке мечты» . Может быть, такой мечтой о путешествии к правде была и его, кажущаяся странной для Твардовского, мечта о кругосветном путешествии. Дважды в «Рабочих тетрадях» он упоминает об этом. Первый раз в 1966 году в декабрьские дни, когда он, как обычно, планировал работу на следующий год, записывает, используя толстовское «е.б.ж.» и придумывая свое е.б.х.: «А потом «е.б.ж.» и е.б.х. (если все будет хорошо) совершу кругосветное путешествие по воде и запишу все по-манновски со всякими отвлечениями и т.п.» . «По-манновски» - это значит с философскими отступлениями, размышлениями о жизни. Второй раз в 1968 году, в октябре, также в размышлениях о работе и планах появляются слова: «Потом все же кругосветное путешествие?» .

«Я иду и радуюсь» - восклицает герой ранней лирики Твардовского. В этот период мотив дороги соединяется с мотивом памяти. А память - это продление прошлой жизни в настоящем и дальше - в будущем. «Дорога и память у Твардовского, - пишет В.М. Акаткин, - не противостоят, они всегда дополняют и продолжают друг друга и в этом своем единстве восстанавливают равновесие бытия, гармонию прошлого, настоящего и будущего» . Показательно в этом смысле стихотворение «Поездка в Загорье», в котором малое перемещение в пространстве сопрягается с воспоминанием и образ времени философски осмысляется: «Время, время, как ветер, // Шапку рвет с головы» .

Мотивы дома и дороги в период войны приобретают новые смысловые оттенки. Война со всей своей жестокостью обрушивается на дом, потеря которого страшна особенно для хозяина, она равна потере жизни. С этим связана антиномия «свое - чужое» - еще один постоянный мотив творчества Твардовского. Для бойца, защитника своей земли, дом - надежная опора: «Он - у себя, он, русский, - дома, // А дома лучше, чем в «гостях» . Образ врага - «гостя» в доме, куда его не звали, повторяется, варьируется, развивается в военных стихах Твардовского. Он «гость недолгий», «бродяга полумира», «вор, ограбивший дом». Дом, который оказался в плену, дом, который служит врагу, потому что враг его «заставил», это все-таки дом, он часть родины.

Дом - это и родная Смоленщина, и вся русская земля. Образы дома и дороги в этот период сливаются, замещают друг друга. Дом оказывается у дороги и в дороге, а дорога становится домом. Дом, разрушенный войной, оказывается

символом борьбы, помогая бойцу в его битве с врагом: «Стой и гляди! И ты пойдешь // Еще быстрей вперед. // Вперед, за каждый дом родной» . Дорога отступления трудна, потому что «горько по земле родной идти, в ночи таясь». Дорога в наступленье - «веселый труд», Поэтому она - «в три тысячи верст шириной». И не случайно здесь использовано исконно русское слово «верста». Этим утверждается, что русский - дома. Поэт призывает сопротивляться врагу и дома: «Бей, семья деревенская, вора в честном дому», и на дороге: «Чтоб дорога трясиною // Пузырилась под ним» . Для наших войск, изгоняющих врага, дорога может быть и «прямой», и «кружной», и «трудной», но это «честная» дорога, потому поэт уверен: «Дойдем до места». Проспект, проселок, тропа, стежка - все эти определения дороги, данные Твардовским в одном только стихотворении «В Смоленске», не просто названия, все они, кроме первого, исконно русские. Они служат поэту для усиления чувства глубокого презрения к фашистам и столь же глубокой нежной любви к Родине, к своему дому: «Мне каждой жаль тропы и стежки, // Где проходил он по земле» .

Иногда дом оказывается в противоречии с дорогой. Дорога уводит от дома, нарушает привычное течение жизни, становится разлучницей: «Когда пройдешь таким путем // Не день, не два, солдат, // Еще поймешь, // Как дорог дом, // Как отчий угол свят» . Поэт противопоставляет дом и дорогу, используя выражение «идти по миру» в прямом и переносном значении. В своей походной жизни солдат действительно идет по миру, уходя все дальше от родного дома, воспоминание о котором лишь ранит, и, казалось бы, лучше не вспоминать о нем, но солдат-освободитель, потеряв многое на дорогах войны, должен верить: «Живем, не по миру идем, // Есть что хранить, любить, // Есть где-то, есть иль был наш дом, // А нет - так должен быть!» . Храня в сердце дом, солдат охраняет саму жизнь.

Во время войны память о доме помогает выжить. И даже страдания, потери близких не умаляют стремления человека иметь свой дом. В мотиве дома появляется новое значение: дом - это содружество людей, объединенных общей бедой и общим делом: «Возьму, возьму, мой мальчик, // Уедешь ты со мной // На фронт, где я воюю, // В наш полк, в наш дом родной» . В диалоге матери, пристроившейся на обочине фронтовой дороги, и солдата, лицом похожего «на мужика - солдата всех войн и всех времен», раскрывается суть мировоззрения Твардовского: у человека в любых обстоятельствах память о доме вызывает чувство ответственности за другого и тем самым помогает выжить. Здесь слово «дом» становится синонимом слова семья. В этом же значении выступает слово «дом» и в поэме «Дом у дороги»: «Среди такой большой земли родной, заветный угол». Дом в поэме обретает так много значений, оборачивается столькими гранями, что становится символом самой жизни.

Мотив дома у дороги раскрывается и в стихотворении «Дом по дороге фронтовой». Полуироническая, полушутливая первая его часть контрастирует с трагической ситуацией поэмы «Дом у дороги» и с драматическим напряжени-

ем второй части стихотворения. Кажется, что поэт словами «дом у дороги. Поворот с утихшей магистрали» прерывает усмешку, напоминает о трагедии потерь на войне и тем самым выводит стихотворение на уровень обобщений: каждый должен помнить, что его ждут дома, и в любом случае память о нем будет жить.

Не обошел Твардовский мотивы дома и дороги и в военной прозе, в записках «Родина и чужбина». Открывая для себя жанр дорожного дневника, идея которого потом разовьется в поэме «За далью - даль», поэт говорит о необходимости выразить многослойность впечатлений.

Поэма «Василий Теркин», вобравшая в себя все мотивы поэзии Твардовского периода войны, включает и мотивы дома и дороги. И хотя у самого главного героя нет семьи, исподволь, на протяжении всей поэмы звучит и тоска по дому, необходимость дома как основы жизни: «Я покинул дом когда-то, // Позвала дорога вдаль. // Не мала была утрата, // Но светла была печаль» . В.М. Акаткин в своей новой книге «Александр Твардовский и время. Служение и противостояние» утверждает: «Все происходящее в поэме - это сражение народа за право на жизнь, на дом и личное самостоянье, за высокую честь называться великим народом, за свое место под солнцем, за свободу в обстоятельствах гибельной несвободы» .

В послевоенном творчестве Твардовского мотивы дома и дороги продолжают развиваться. Акцент вновь перемещается с дома на дорогу. Теперь дорога поэта - жизнь, дом - родина, включающая в себя и Смоленщину, и Москву, и саму дорогу. «По всему Советскому Союзу, // Только б та задача по плечу, // Я мою уживчивую Музу // Прописать на жительство хочу» . Сам поэт всегда в дороге, и Москва, его новый дом - «мать приемная» - с ним в пути. «Где мы, там и Москва», - говорят молодожены из поэмы «За далью - даль».

Образ дороги все чаще приобретает символическое значение жизненного пути. Дорога поэта - не проторенная дорожка, а «нехоженый путь», она всегда на подъем, «за бегущим днем, как за огневым валом». Поэт не может быть «от многолюдных дорог в стороне», но для него важна и тропинка, где он отставляет «сегодняшний след». Не случайно в его «Рабочих тетрадях» в 1955 году появляется среди других цитата из А. Блока: «Первым и главным признаком того, что данный писатель не есть величина случайная и временная, - является чувство пути» . Дорога в поэме «За далью - даль» - и конкретная транссибирская магистраль, и символическая дорога во времени: «Я еду. Малый дом со мною, // Что каждый в путь с собой берет» . Дом в поэме из «малого» превращается в тот общий дом, который «люди строят на века».

Мотивы дома и дороги неразделимы в творчестве Твардовского, они, в понимании поэта, олицетворяют саму жизнь. И он только мечтает о том, чтобы слово могло сравниться с дорогой: «А где мое слово, что было бы подлинным, // Тем самым, которое временем спросится?..» , с дорогой строи-

тельства новой жизни: «Но только бы даль в нем была богатырская, // Как русское это раздолье сибирское; // Как эта моя, осененная кранами, // Дорога дорог меж двумя океанами» . Мотивы дома и дороги, таким образом, проходят через все творчество Твардовского, обогащаясь множеством значений. Их развитие определяет становление поэтической системы Твардовского в русле развития лирического начала от поэтических зарисовок до философских размышлений.

ЛИТЕРАТУРА

Твардовский А.Т. Собр. соч.: в 6-ти тт. - М.: Худож. лит., 1976-1983.

Твардовский А.Т. Рабочие тетради // Знамя. - 1989. - № 7.

Македонов А.В. Творческий путь Твардовского. Дома и дороги. - М.: Худож. лит., 1981.

Твардовский А.Т. Рабочие тетради // Знамя. - 2002. - № 5.

Твардовский А.Т. Рабочие тетради // Знамя. - 2003. - № 10.

Акаткин В.М. Дорога и память. О Твардовском. - Воронеж: Центрально-Черноземное книжное издательство, 1989.

Акаткин В.М. Александр Твардовский и время. Служение и противостояние: Статьи. - Воронеж: Изд-во ВГУ, 2006.

HOME AND ROAD AS SYMBOLS OF LIFE IN A.T. TVARDOVSKY’S INTERPRETATION OF WORLD

Russian Language Department of Medical Faculty Peoples’ Friendship University of Russia

6, Miklukho-Maklaya str., Moscow, Russia, 117198

This research is devoted to the analysis of such motives as home and road in the Tvardovsky’s works and to the role they play in understanding of life - one of the most important philosophical concepts.

Классы: 7 , 8

Презентация к уроку

Назад Вперёд

Внимание! Предварительный просмотр слайдов используется исключительно в ознакомительных целях и может не давать представления о всех возможностях презентации. Если вас заинтересовала данная работа, пожалуйста, загрузите полную версию.

Смоленская земля. Смоленщина – край столь щедрый на славные имена. Южнее Смоленска расположен небольшой городок Починок (бываю в нем несколько раз в год), а в 12 км от него хутор Загорье – место, где более 100 лет назад родился А.Т. Твардовский.

Цели урока:

1. Рассказать о родине А.Т. Твардовского. Опираясь на факты биографии, определить тематику стихотворений поэта.
2. Развивать понятие о лирическом герое.
3. Закрепить умения:
   - сопоставлять стихотворения разных авторов;
   - работать с учебником;
   - выразительно читать, передавая идеи и чувства автора.
4. Активизировать познавательную деятельность учащихся, стимулировать и развивать мыслительную деятельность.
5. Воспитывать чувство патриотизма, гордости за свою малую родину.

Оборудование : мультимедиапроектор, экран, презентация Microsoft PowerPoint

Ход урока

1. Организационный момент.

Объявление темы и задач урока.

2. Актуализация знаний.

Сопоставление как прием анализа для выявления общей тематики.

Назовите известных вам поэтов, певцов родной природы и земли. (С. Есенин, И. Бунин, А.Толстой)

Что объединяет этих поэтов и их произведения? (Любовь к родной земле. Ощущение связи человека и природы, выражение душевных настроений, состояний человека через описание природы.)

3. Объяснение нового материала. (Слайд № 1)

• Вступительное слово учителя. Личность писателя познается через его творчество, а основополагающим началом личности является отношение человека к тем местам, где он родился и вырос. А.Т. Твардовский пронёс свою любовь к родному краю, к своим истокам через всю жизнь, не забывая о нём ни в годы радости, ни в годину бед и разлук. Образ малой родины зримо присутствует во многих его произведениях. (Слайд № 2)
• Работа с учебником. Чтение учениками отрывков из «Автобиографии» поэта.

(до слов «С того времени я и пишу...» Литература. 7кл. Учеб.-хрестоматия для общеобразоват. учреждений. В 2 ч./ Авт.-сост. В.Я. Коровина)

Итак, поэт родился на хуторе Загорье Починковского района Смоленской области 21(8) июня 1910 года в семье сельского кузнеца, как известно, кузнецы были всегда самыми нужными и уважаемыми людьми на селе. По линии отца предки Твардовского были земледельцами, кузнецами, по линии матери - людьми военными, владели поместьями, разорялись, становились однодворцами. Загорье и Починок, речка Лучеса, Борки – эти названия являются составляющими малой родины Твардовского. Дом, в котором родился поэт, не сохранился до наших дней. Годы репрессий и войны стерли с лица земли Загорье. (Слайд № 3) Осенью 1943 года Твардовский вместе с частями 32-й кавалерийской дивизии оказался около родного хутора и был потрясен увиденным: «Я не узнал даже пепелище отцовского дома. Ни деревца, ни сада, ни кирпичика или столбика от построек – все занесено дурной, высокой, как конопля, травой, что обычно растет на пепелищах. Не нашел вообще ни одной приметы того клочка земли, который, закрыв глаза, могу представить себе до пятнышка, с которым связано все лучшее, что есть во мне». (Но не всем известно, что хутор погиб не в войну, а значительно раньше, когда семья Твардовских была выселена оттуда.) [ 1 ]

Музей «Хутор Загорье» открылся 21 июня 1988 года. Но сначала была проведена огромная работа по восстановлению. Первым на хуторе Загорье появился памятный камень. Большую помощь в создании музея оказали братья Твардовского - Иван Трифонович и Константин Трифонович, его сестра Анна Трифоновна, (Слайд № 4) Младший брат поэта Иван Трифонович Твардовский, проживавший тогда в Красноярском крае, выполнил рисунки хутора, интерьера дома. А затем он переехал на родину, сам сделал всю мебель для экспозиции, Иван Трифонович был директором и смотрителем музея до конца своих дней. (Иван Трифонович Твардовский ушёл из жизни 19 июня 2003 года. Похоронен он в деревне Сельцо, что находится в километре от хутора)

• Начало заочной экскурсии по Загорью. (Слайд № 5)

На территории музейного комплекса расположен дом с пристроенным скотным двором. Подлинных вещей в музее нет, так как семья поэта – родители, братья, сестры – была репрессирована и выслана в Зауралье. Перед вами незатейливый быт семьи. На стене – часы с маятником, зеркало в резной раме. Печка и деревянная перегородка отделяют спальню, где стоит железная родительская кровать, для детей – полати. Напротив двери стоит большой шкаф, который делит горницу на две части. На столе, покрытом кружевной скатертью, – огромный самовар. Рядом деревянный жесткий диван и несколько венских стульев. В углу стоит комод. На нем швейная машинка иностранного производства. На полу постелены домотканые половики. В другом «красном» углу горницы, под «образами святых угодников», - угловой столик со стопкою книг.

Налево вешалка с расписными рушниками. Вещи, характеризующие период 1920-1930-х годов, собраны научными сотрудниками Смоленского музея-заповедника в ходе экспедиций по окрестным с Загорьем селам Починковского района. (Слайд № 7)

(Слайд № 8) На скотном дворе – стойло для коровы, для коня, как в обычном крестьянском хозяйстве. Сюда можно было войти через холодные сени из дома, чтобы зимой не ходить по холоду и снегу.
(Слайд № 9) Перед домом можно увидеть сенной сарай и баньку, в которой работал юный селькор А.Т. – так подписывал Твардовский свои первые заметки в газете «Смоленская деревня».

(Слайд № 10) За домом, несколько поодаль, стоит кузница. В ней установлен горн с мехами, наковальня, на стенах можно увидеть инструменты кузнеца.

(Слайд № 11) Колодец, молодой ельник, яблоневый сад – это тоже детали былой жизни:

• Подготовленный ученик выразительно читает из учебника «Братья» (1933 год).

(объясняется сноска в конце стихотворения) О горькой участи семьи Твардовских поэт писал в своих произведениях, например, в стихотворении «Братья» (1933 г.):

Как ты, брат?
Где ж ты, брат?
Что ж ты, брат?
На каком Беломорском канале?

Это и о старшем брате Константине, и обо всех людях-братьях, которые как враги народа были согнаны на строительство Беломорского канала. Все тяготы жизни в суровой таежном краю упали на хрупкие плечи Марии Митрофановны, т.к. отец постоянно находился в отрыве от семьи, зарабатывая на хлеб насущный.

4. Первичное применение усвоенных знаний.

Вопросы к классу:

1) Итак, с какими событиями в семье Твардовских связан финал стихотворения?

2) Что вам известно о понятии лирический герой?

Справка: Лирический герой – это образ того героя в лирическом произведении, переживания, мысли и чувства которого отражены в нем. Он отнюдь не идентичен образу автора, хотя и отражает его личные переживания, связанные с теми или иными событиями его жизни, с его отношением к природе, общественной жизни, людям. Всякое личное переживание поэта только тогда становится фактом искусства, когда оно является художественным выражением чувств и мыслей, типичных для многих людей. Лирике свойственны и обобщение и вымысел. [ 2 ]

Известно, что в основе лирического произведения лежит художественная мысль, данная в форме непосредственного переживания. Но нельзя забывать, что лирические переживания тесно связаны с реальной жизнью того, кто создает это переживание. [ 3 ]

3) Какие чувства испытывает лирический герой, вспоминая своё детство?

5. Проверка домашнего задания.

Учащиеся читают наизусть стихотворения поэта: «Снега потемнели синие…», «Июль – макушка лета…», «Отыграли по дымным оврагам…», «На дне моей жизни…» , «В тот день, когда окончилась война…», «Я знаю никакой моей вины…» и д.р.

• Активизация мышления учащихся.

Вопросы к классу:

1. О чём писал поэт? Какие жизненные ценности утверждал он своим творчеством?
2. Согласны ли вы со словами А.И. Солженицына, который отмечал «русскость склада, крестьяность, земляность, неслышное благородство лучших стихов Твардовского»?
3. Каковы главные темы его стихотворений?
4. Какие вопросы мучают поэта-фронтовика?

Вывод: Пейзажная лирика Твардовского отличается философичностью и изобразительной силой («Июль - макушка лета»). Мир детства и юности на хуторе Загорье звучит во многих произведениях поэта: от первых до последнего – в поэме «По праву памяти». Тема «Малой Родины», линия «памяти» становится главной в творчестве поэта. Обращение к прошлому, к памяти позволяет постичь высшие моменты бытия. Память питает лиризм поэта, восстанавливает то, что было подлинным счастьем и радостью.

• Продолжение заочной экскурсии.

Как известно, все дети вырастают и рано или поздно покидают родной дом. Так случилось и с Твардовским: любимый край был глухим местом, не дающим возможности для раскрытия таланта, в котором сам поэт был очень уверен. А вот отношение Трифона Гордеевича к увлечению сына литературой было сложным и противоречивым: то он гордился им, то сомневался в благополучии его будущей судьбы, если он займется литературным делом. Отец предпочитал надежную крестьянскую работу писательской «забаве», увлечению, которое, как он считал, должно пройти у сына. Обратимся к «Автобиографии» поэта.

• Работа с учебником. Ученики читают отрывок из «Автобиографии». (С 1924 года…причиной значительных перемен в моей жизни») (Слайд № 12)

На восемнадцатом году жизни Александр Трифонович Твардовский покинул родное Загорье. К этому времени он уже не раз был в Смоленске, однажды побывал в Москве, лично познакомился с М. В. Исаковским, стал автором нескольких десятков напечатанных стихотворений. Его манил большой мир. Но разлука давалась нелегко. После переезда в Москву А. Т. Твардовский наиболее остро почувствовал связь с малой родиной. (Слайд № 13) И родились классические незабываемые строки:

Счастлив я.
Отрадно мне
С мыслью жить любимой,
Что в родной моей стране
Есть мой край родимый.
И еще доволен я -
Пусть смешна причина,-
Что на свете есть моя
Станция Починок.

Станция Починок (1936 г.).

(Слайд № 15) Есть в городе Починок ещё одно памятное место. На центральной площади города, рядом с Домом культуры 21 июня 2010 года, в день 100-летия со дня рождения поэта, был торжественно открыт бюст А. Т. Твардовского, автором которого является скульптор Андрей Ковальчук.

Жители Смоленщины гордятся своим знаменитым земляком и свято берегут все, что связано с его именем. Ведь самое дорогое, что есть у каждого человека – это место, где он появился на свет, малая родина, и она всегда в его сердце.

В поэме « Василий Теркин» (глава «О себе») Твардовский написал:

Я покинул дом когда-то,
Позвала дорога вдаль.
Не мала была утрата,
Но светла была печаль.

И годами с грустью нежной -
Меж иных любых тревог -
Угол отчий, мир мой прежний
Я в душе моей берег.

7. Рефлексия и подведение итогов урока

Вопросы к классу: Что нового мы сегодня узнали? Смогли бы вы теперь отличить стихотворения Твардовского от стихотворений других поэтов? Изменилось ваше восприятие выученных ранее стихотворений? Какие задания больше понравились?

Вывод:

Без сомнения, Смоленщина была нрав­ственной и эстетической опорой в творчестве А.Т.Твардовского. Она питала своими живот­ворными соками огромный талант великого русского поэта, глубоко отразившего в своих лучших стихах, поэмах.

Выставление отметок.

Домашнее задание: прочитайте в учебнике воспоминания о Твардовском, используйте их при подготовке рассказа о поэте.

Список литературы:

1. Хутор "Загорье" - музей-усадьба А.Т. Твардовского http://kultura.admin-smolensk.ru/476/museums/sagorie/ ;
2. Литература: Справ. Материалы: Кн. для учащихся/ Л64 С.В. Тураев, Л.И. Тимофеев, К.Д. Вишневский и др. – М.: Просвещение, 1989. С.80 – 81.;
3. Сквозников В.Д. Лирика// Теория литературы: Основ. пробл. в ист. освещении. – М., 1964. – Кн.2: Роды и жанры литературы. – С.175.;
4. Романова Р.М. Александр Твардовский: Страницы жизни и творчества: Кн. для учащихся ст. классов ср. шк. – М.: Просвещение, 1989. – 60с.;
5. Твардовский А.Т. Стихотворения. Поэмы. – М.: Худож. лит., 1984. – 559с. (Классики и современники. Поэтич. б-ка);
6. «Малая родина» в поэзии A. Т. Твардовского: читая лирические строки... http://www.rodichenkov.ru/biblioteka/ ;
7. На родине Твардовского http://lit.1september.ru/article.php?ID=200401210 ;
8. Музею-усадьбе А.Т.Твардовского - 15 лет http://www.museum.ru/N13689 .